Такая как есть [Запах женщины] - Вера Кауи

– Она когда-нибудь говорила с вами о юности, о детских годах?

– О, эти годы мы избегаем упоминать. У нас негласное соглашение насчет тех лет, которые остались позади. Десять засчитываются за пять, пять – за год и так далее. Я слышал о том, как она начинала, причем уже столько раз, что больше не могу этого слышать. И если бы мне сообщили что-нибудь эдакое, сокровенное – я бы сохранил все в тайне. – Он сделал еще один глоток. – Но вообще-то за эту неделю мне довелось услышать от нее о годах юности больше, чем за все предыдущие годы. Она перебирала свои драгоценности – смерть близкого человека всегда заставляет задуматься и о собственном конце – и на самом дне ящичка оказалась небольшая брошка в виде буквы А… довольно дешевенькая, даже не позолоченная, но я заметил, с каким выражением она взглянула на нее. Я пошутил, сказал что-то насчет той, что некоторые вещи не имеют никакой ценности, кроме того, что вызывают воспоминания. И мадам грустно, а ведь она никогда не грустит, проговорила: «Это первое украшение в моей жизни». Я спросил ее, почему на брошке буква А, если ее имя начинается с Е? «Это мое второе имя, – ответила она. – Анна». Но я тысячу раз держал в руках ее паспорт. Там написано только: Ева Черни Бингхэм ди Марчези Уитни де Бранка.

– Де Бранка?

– Да, ее последняя ошибка. Он был аргентинец. Играл в поло с ее первым мужем… точнее, с тем, кого она называла своим первым мужем… ведь, насколько я понимаю, у вас был отец, так ведь? Или, как бы это сказать – вы не законнорожденная, поэтому она не желала признавать вас… – Нет, у нее был муж. Его звали Джон Брент, – проговорила Алекс.

– Ах вот как… – Джонеси выслушал это сообщение с довольной улыбкой. – Значит, она нарушила закон…

– Закон?

– Она вышла замуж за своего второго мужа, будучи замужней женщиной. Или она к тому времени уже развелась? Во всяком случае никакого упоминания о человеке по имени Брент нигде нет. Я видел все ее брачные контракты. Тот, который она заключила с бедным Крисом Бингхэмом, гласил: «Ева Черни, девица». Но увидев эту брошь, я вспомнил одну сцену, о которой Ева, несомненно, предпочла забыть… Произошла она… ммм, кажется, лет шесть назад. Мы прилетели в аэропорт, и я следил за багажом – как всегда, довольно большим. И тут к Еве подошла какая-то хорошо одетая дама. Она воскликнула: «Анна! Анна Фаркас, если не ошибаюсь?» Да, стоило посмотреть на выражение лица мадам в ту минуту! Но это длилось буквально долю секунды. Она надменно взглянула на эту женщину, отчетливо проговорила: «Нет, вы ошиблись! Меня зовут Ева Черни» – и села в машину так быстро, что мне пришлось почти догонять ее, чтобы не остаться на улице. – Джонеси задумчиво прищурил глаза. – Вот почему она хранит такую дешевенькую брошку, и это при ее-то сокровищах! Мне кажется, эту неделю она очень много думала о прошлом.

– Она что-нибудь говорила обо мне?

– Ни слова. Но ведь вы же знаете ее. У меня чуть сердечный приступ не случился, когда она попросила меня спросить у ее дочери, не сможет ли она уделить ей несколько минут… Для начала меня поразило, что у нее, оказывается, есть еще и дочь. А во-вторых, то, как она попросила: «уделить несколько минут…» Впервые в своей жизни мадам не приказывала, а просила. И я сразу понял, что речь идет о вас, хотя до сих пор ни словечка о вас я от нее не слышал. Кажется, вы поссорились? – спросил Джонеси. В голосе его слышались и симпатия, и любопытство.

– А мы никогда и не были дружны, – без всякого выражения ответила Алекс.

– Умные женщины не очень привлекали ее. Она не хотела признаваться себе в том, что весьма ограниченна в некоторых вопросах… – Он помолчал. – Вы жили с отцом, да?

– До тех пор, пока он не умер.

– Я так и думал. Судя по тому, что Жак и кое-кто из слуг вас знали, вы здесь появлялись время от времени?

– Даже какое-то время жила.

– Как хорошо, что вы приехали и дали возможность Крису умереть спокойно. У нее бы это не получилось. Крис так много значил для Евы.

– Я знаю.

– Но, к счастью, у нее есть вы. Это действительно счастье, когда есть родной человек. Конечно, у нее есть Макс, который умеет ладить с мадам лучше, чем кто-либо, и я. И все же, как я уже сказал, родственные связи – это совсем другое.

– Но и я вам уже говорила, что вы ей ближе меня.

– Когда она придет в себя, думаю, многое изменится, и вы станете ближе друг другу.

– Вы слишком хорошо о ней думаете, – ответила Алекс, отодвигая стул и вставая из-за стола. – Пойду, пройдусь немного.

– Правильно. А то вы такая бледненькая. – Он придержал ее за рукав. – Но если взять немного румян и подкрасить щеки, это тоже меняет самоощущение. – Он оглядел ее внимательным взглядом. – В косметических наборах мадам есть нужный оттенок… Очень натурального тона… О-о-о, прошу прощения за навязчивость.

– При случае постараюсь воспользоваться советом, спасибо.

Впервые за те дни, что она провела здесь, на ее лице появилась тень улыбки.

Оставшись один, Джонеси взял чашки, вымыл их, протер полотенцем и поставил в буфет. Он был помешан на аккуратности. Приводя в порядок стол, он подумал: «Мила, но до матери ей, конечно, далеко. И, к сожалению, очень широкая кость, как у динозавра… Видно, что совсем не следит ни за собой, ни за своей одеждой. Никакого стиля! Вот если бы на нее надеть костюм из «Маркс и Спенсер», она смотрелась бы совсем иначе…»

Джонеси поднялся наверх, прошел через гостиную Евы в гардеробную. Зеркала во всю стену были на самом деле дверцами шкафов, в которых висели вещи Евы. Меха висели отдельно – в специально оборудованном холодильными установками шкафу в соседней комнате. За годы работы у мадам он выучил все назубок и мог двигаться здесь на ощупь, зная, где что находится. Сейчас ему предстояло проверить еще раз траурный наряд Евы, а также вынуть туфли на каблуках – мадам любила самые высокие. Из сумочек он выбрал небольшую – тоже черного цвета, матовую, – в которой могли уместиться только маленькое зеркальце и носовой платочек. Джонеси не забыл положить его внутрь. «Так, что еще? – прикидывал он, озабоченно оглядывая комнату… – Шляпа». Длинным шестом, всегда стоявшим на готове в левом углу, он сдвинул ряд платьев, открыв доступ к шляпам, – каждая в своем гнезде, – и выбрал небольшую, простенькую, совершенно без украшений шляпку, вроде тех, что носят американские моряки, но с вуалью. Так, жемчуг или брошь, – снова задумался Джонеси… – Это надо решить с ней, когда она полностью оденется». Покончив со всем этим, Джонеси прошел в гостиную, на цыпочках приблизился к спальне и приложил ухо к двери. Там стояла полная тишина. Джонеси принюхался. Ему показалось, что пахло чем-то горелым… Он снова принюхался. Да, никаких сомнений. Там что-то горело… Встревожившись, он постучал в узорчатую дверь и подергал ручку: